Жид Андре - Молодость



Андре Жид
Молодость
В прошлом году, гостя у Жана Шлюмберже, соседа моего по имению в те
времена, когда я был "помещиком" в Кальвадосе, я вновь посетил Лярок, где --
об этом я рассказываю в ином месте -- я провел столь прекрасные и долгие
годы детства. Владение огорожено теперь со всех сторон колючей проволокой.
Глядя на это, я чувствую себя в душе коммунистом. Душой я никогда не был
собственником. Самое слово "владелец" кажется мне и смешным и гадким. Я
мучился тем, что знаю точные границы поместья, которое получил в наследство
-- совсем молодым -- от матери, или скорей -- отказывался признать эти
границы, не для того, чтобы вообразить, будто обладаю большим, наоборот,
чтобы удержать себя от мысли, что хотя бы малейшая часть того, что я здесь
любил, была лично и исключительно моей. Когда вечерами я садился на склоне
холма, откуда открывается вид на лесистую местность, -- пригорки, рощицы,
вырубки, маленькая речка, прячущаяся подчас меж высокими стреблями кипрея,
ольхой и орешником, нисколько не потеряли бы для меня привлекательности,
перестань они быть моими. Я погружался в созерцание и чувствовал за собой не
больше обязанностей перед родным краем, чем родной край передо мною.
В 1896 году, в один прекрасный день каникул, на меня свалилась, как
катастрофа, новость, которую сообщил мне с победоносным видом Робидэ.
Благодаря его усердным проискам меня выбрали мэром. Он давно подстраивал
это, без моего ведома, разумеется. Но сперва нужно было дождаться, чтобы я
достиг законного возраста и чтобы мэр, чье место я должен был занять,
уступил мне его. Он умер, когда мне шел двадцать пятый год. Робидэ совмещал
уже должности стражника и управляющего, но домогался и должности помощника
мэра, на которую естественным образом выдвигали его громадные услуги,
которые он оказывал коммуне и своему хозяину. Он основывал свои расчеты на
моей нелюбви к начальствованию и думал не без основания, что при моей
молодости и мягком характере вся власть окажется в его руках. Робидэ
владычествовал уже при жизни матери, и я получил его в наследство вместе с
имением; он мало думал, много говорил и о каждом судил по себе. Поведение
его определялось единственно выгодой и уважением к приличиям. "О сударь, это
не принято!" -- говорил он мне, когда я хотел, бывало, подвезти по пути на
рынок в Лизье калеку, с трудом тащившегося по дороге; и он, чтобы обогнать
его поскорей, похлестывал лошадь. К тому же -- честности весьма
относительной, но знал меру и ловко укрывался за "обычаями", когда мне
случалось взяться за проверку его книг. Он искусно умел -- за мой счет --
ладить со всеми. Только тем и можно объяснить, что шесть ферм и леса,
составлявшие мое имение в Ляроке и расположенные в нескольких коммунах,
никогда не приносили мне ничего, кроме хлопот.
Я тогда только что женился. Я прогуливался, помнится мне, по аллеям
сада с женой и Эженом Руаром, и мой друг, увлекавшийся политикой и человек
современный в той же мере, в какой я был несовременен, объяснял мне выгоды
моего избрания. Из мэров -- один шаг до генерального совета, оттуда -- один
шаг до депутата... Моя карьера была намечена. И Робидэ, дивясь на то, что я
хмурю лоб, поддакивал ему. М. молчала, лучше понимая причину моей внезапной
грусти: вся природа теряла для меня очарование. Сложные отношения
практического порядка препятствовали отныне моей бескорыстной
созерцательности. Мой роман с родимым краем переставал быть платоническим. Я
уже чувствовал на себе гнет новых обяза



Содержание раздела