Желязны Роджер - Аутодафе
Роджер Желязны
Аутодафе
Помню, как сейчас, жаркое солнце на Плаз де Аутос, крики торговцев
прохладительными напитками, ярусы, набитые людьми, напротив меня, на
солнечной стороне арены, впадинами на горящих лицах - солнечные очки.
Помню, как сейчас, краски: красные, голубые и желтые; и запахи - среди
них неизменно присутствующий острый запах бензиновых паров.
Помню, как сейчас, тот день, день с солнцем, высоко стоявшим в небе в
созвездии Овна, сверкающим в расцвете года. Вспоминаю семенящую походку
качальщиков, с откинутыми назад головами, машущих руками, с ослепительно
белыми Зубами между смеющимися губами, с расшитыми тряпками, похожими на
цветастые хвосты, торчащими из задних карманов их комбинезонов; и трубы -
я вспоминаю рев труб из репродукторов, возникающий и смолкающий, снова и
снова, и наконец одну сверкающую, окончательную ноту, тянущуюся, чтобы
потрясти слух и сердце своей безграничной мощью, своим пафосом.
Затем молчание.
Я вижу это сегодня так же, как тогда, давным-давно... Он вышел на
арену, и поднявшийся крик потряс даже голубое небо над белыми мраморными
колоннами:
"Виват! Машидор! Виват! Машидор!"
Я вспоминаю его лицо - темное, печальное и мудрое.
И челюсть и нос его были длинными, и смех его был подобен вою ветра, и
движения его были подобны музыке терамина и барабана. Его комбинезон -
голубой и шелковый - был прошит золотой ниткой и украшен черной тесьмой.
Его жакет был покрыт бусинками, и на груди, плечах, спине сверкали
блестящие пластинки.
Его губы скривились в усмешке человека, познавшего славу и владеющего
мощью, которая славу ему еще принесет.
Он продвинулся, повернулся вокруг, не защищая глаза от солнца.
Он был выше солнца. Он был Маноло Стиллете Дос Мюэртос, сильнейший
машидор, когда-либо виденный миром, с черными сапогами на ногах, с
поршнями в икрах, с пальцами микрометрической точности, ореолом черных
локонов вокруг головы и ангелом смерти в правой руке, в центре
испещренного пятнами смазки круга истины.
Он помахал рукой, и крик стал нарастать снова:
"Маноло! Маноло! Дос Мюэртос! Дос Мюэртос!"
После двух лет отсутствия на арене он выбрал этот день, юбилей его
смерти и ухода, чтобы вернуться, - ибо в его крови были бензин и спирт, а
его сердце - отполированный насос, звенящий от желания и смелости. Он два
раза умирал на арене, и два раза врачи воскрешали его. После второй смерти
он ушел на покой, кое-кто говорил - потому, что узнал страх. Но этого не
могло быть.
Он снова помахал рукой, и его имя опять покатилось к нему.
Трубы прозвучали еще раз: три протяжных звука. И снова тишина.
Качальщик в красном и желтом подал ему накидку и забрал жакет.
Подкладка из оловянной фольги блеснула на солнце, когда Дос Мюэртос
взмахнул накидкой.
Затем прозвучали последние сигнальные звуки. Большая дверь покатилась
вверх и вбок в стену.
Маноло перекинул накидку через руку и повернулся лицом к воротам. Над
ними горел красный свет, и из темноты раздавалось урчание двигателя.
Свет стал желтым, потом зеленым, и послышался звук осторожно включаемой
передачи.
Автомобиль медленно выехал на арену, задержался, прополз вперед, снова
остановился.
Это был красный Понтиак, со снятым капотом, с двигателем, похожим на
гнездо змей, свернувшихся и возбужденных, позади кругового мерцания
невидимого вентилятора. Крылья антенны вращались кругом, пока не
зафиксировали Маноло с его накидкой.
Маноло выбрал первой тяжелую машину, медленно поворачивающуюся, чтобы
размяться.
Барабаны машинног
